Отдельные фрагменты
ОГРАБЛЕНИЕ БУФЕТА по МОСКОВСКИ:
...........Вот эта крайняя «четвертая позиция», вдруг вспомнилась мне, когда мы уже стояли в полумраке фойе «Удмурдской Госфилармонии». Вернее, я даже не думал об этом, мы как то разом осторожно подошли к местному буфету…
Естественно, мы не рассчитывали обнаружить всю эту вкуснятину стоящей(о которой говорилось выше) на полках во мраке ночи, но почему-то, не сговариваясь, сразу подумали о шкафчиках под полками. Как помнят люди того поколения, в те времена не существовало web-камер слежения, а все шкафчики запирались на простейшие мебельные ключи.
За время работы в «лесопилке Биллиард» и на школьных уроках труда многие из нас могли спокойно соорудить пистолет из гвоздя, трубки, оконной щеколды и пружины, а уж откупорить родительский шкаф, это было – 05 минут возни. Сакс отрыл вилки, Боров стал гнуть их в разной пропорции, а я стал ковырять ими в замке комода.
Создавалось такое впечатление, что действует слаженная банда медвежатников. Еще миг и вот раздался долгожданный щелчок. Я осторожно открыл дверцу и зажег спичку. Три фейса уставились вовнутрь и в очумление застыли. Если бы внутри буфета стояла камера, получился бы очень смешной кадр. Я осторожно отодвинул пачки с чаем и сахаром и в восторге отшатнулся. В свете затухающей спички мне показалось это миражом.
Боров зажег еще одну, и мы обнаружили, что это не мираж! Еще полминуты, и вот четыре бутылки коньяка и пять шампанских вин были у нас. Коньяк был початый, мы отлили его в графин, а оставшееся разбавили водой из-под крана. Два шампанского оставили, остальное приготовили к транспортировке в гримёрную. Мы уже было собрались уходить, но тут случился ужас! В темноте мрака послышались зловещие шаги!
ПРИЗРАК ОПЕРЫ или ПАДЕНИЕ Груши в кадушку с ФИКУСОМ:
Конечно, по своей сущности мы не были ворюгами, скажем, украсть у соседа или товарища было позором, но спиздить у проклятого СОВКА было спортом, то есть по современному - ШОПЛИФТИНГОМ. Тем не менее, мы немного пересрали. Сама мысль о том, что «Гулаговский сторож» может уличить нас в ничтожном воровстве бутылки «конины» вызывала неприятное отвращение. Первый шепот подал Сакс, он немного разрядил обстановку. Мы с Боровом постепенно поддержали его спич.
– Всё, пиздец! Сторож идет с топором! – Мы сиганули под стойку бара и застыли в оцепенении…
– Да неет, Кажись, просто привидение! Призрак оперы!
– Какое хули привидение?! Это мертвец с кладбища пришел и дубину с гвоздями тащит!
Тем временем зловещие шаги приближались все ближе и ближе. Мы даже не дышали, и вот они уже рядом, а потом остановились напротив нас за тонкой перегородкой. Я почувствовал неприятную дрожь, и даже некоторое онемение рук и ног.
От инфаркта нас спасло чудо! Оно «кашлюнуло», но не зловещим кашлем, как у ПРИЗРАКА, а так, легким, женским. Мы обернулись в сторону, и в зеркалах витрин увидели силуэт Груши.
– САКС, Монин, Паук! Где вы? Алё?! – ни секунды не сговариваясь, мы выскочили из-под стойки буфета с искаженными рожами и дико заорали, словно вурдалаки! В тот же миг Груша бешено заорала. Её дикий крик в сто раз усилился гулкими мраморными полами и возвратился обратным эхом. От боли я даже заткнул уши…
Груша бешено сиганула во мрак и тут же встретилась с невьебенной кадкой из-под фикуса. Падение Груши и здоровенного горшка было просто ужасным. Не просто ужасным, а просто бешено оглушительным. Мы в ужасе зажмурились и решились подойти ближе, только когда снова установилась гробовая тишина, и стало ясно, что шагов сторожа не предвидитца.
Сакс осторожно достал стаканы и разлил коньяк. Выпили без закуски и на цыпочках устремились на место падения ацкого метеорита.
Выглянувшая из туч луна на несколько секунд осветила место происшествия, но и этого хватило, чтобы еще с четверть часа умирать от ржачки.
Несчастная Груша врезалась в кадку фикуса, который стоял на полуметровом уровне, огораживая проем между ступеньками и площадкой в гардероб. Груша вместе с кадкой пролетела несколько метров и треснулась башкой об пол. От смерти её спас толстый узбекский ковер, то есть ковровая дорожка, которая присутствовала в каждом советском театре. У неё на лбу образовалась громадная шишка, как у человека-носорога. Ацкая шишка - умарила ржачкой еще на несколько минут. Потом мы приложили ей мокрое полотенце и залили в рот коньяка. Она очнулась, мы подхватили ее под руки и потащили через зал в гримерку….
…. Нас уже заждались, мы тут же замешали конину с вином, и угар продолжился по новому кругу. В какой-то момент голос подала Груша:
– А мне, Груше, девушке из Ижевска, налейте!
Все обернулись в сторону её кресла, и туту же рухнули на пол. Шишка Груши стала еще больше, и мы снова, чуть не умерли от смеха.
Наржавшись вдоволь, я налил ей вкусный коктейль и снова приложил мокрое полотенце. Она оживилась. В этот момент я вспомнил про разбитый фикус. Для ликвидации катастрофы был мобилизован вокалисть «Kissa», Жорик и один из амбалов.
На клочке бумаги я им нарисовал чертеж арт-композиции, они всё чётка исполнили.
На палку от швабры в хаотическом порядке нанизали куски фикуса, в мусорное ведро засыпали землю и битые глиняные черепки. Потом в этот кал воткнули швабру, а по бокам ведра приделали изолентой более-менее цельные куски кадки. Композиция получилась потрясающая. Оставшийся мусор деть было абсолютно некуда, так как во времена СССР отсутствовали пластиковые пакеты для мусора или что-то подобное, поэтому весь кал засыпали под диван, стоящий в фойе….
А у тебя есть в Москве девушка?:
Мы вернулись в гримерку и накатили еще по одному коктейлю «Ижевское Сияние». Я обратил внимание, что Наташа была навеселе, и предложил ей потусить по ночной сцене. Я нажал красную кнопку и частично раздвинул занавес, мы сели на барабанные ступени, закурили, а потом я обнял её. Нам было так хорошо в этой тишине, что и представить было невозможно. В блеклом свете красного фонаря я заметил, что её глаза блестят от слёз.
– А у тебя есть в Москве девушка?! – и что в такой момент, я должен был ей ответить? Тяжело вздохнул, поцеловал её руку и сказал так:
– Москва далеко! Теперь даже не знаю. Сейчас мы в Ижевске и в этом городе, вернее теперь и сейчас, у меня есть только одна девушка! Это ты! – Она с нежностью прильнула ко мне. – Я и сам чуть не прослезился от такого романтического сюжета! Ночь, сцена, красный фонарь, и мы одни в этом волшебном пространстве. Мы затушили сигареты, стали неистово целоватца и слились в одно целое…
Когда «все» уже было завершено, и мы истерзанные, исступленно сидели на ступенях и курили, произошло страшное. Где-то вдалеке, словно в утробе, что-то бабахнуло и раздался отдаленный вопль. Я услышал приближающиеся шаги, к двери сцены. Уже через секунду ворвался Жорик!
В Сандуновской бане:
– Паук! Катастрофа! Пажарник ебнулся башкой и затопил пеной весь первый этаж.
Я бросился за ним, на лестнице внизу, уже умирали от ржачки несколько наших людей, следующей жертвой нездорового смеха стал и я сам.
Во время сна, старик «Гулаговец» поперхнулся красным карандашом, который ему вставил в рот Вадик-Сакс. Он дернулся, огнетушитель ебанулся об пол и бешеной струей сбил старика. В падении, он долбанулся башкой об батарею и вырубился без сознания. Тем временем пена поглотила весь первый этаж, и со стороны казалось, что «гулаговец» как олигарх принимает пенную ванну в модной Сандуновской бане.
Не смотря на то, что мы все были в угаре, ситуация становилась стремной, необходимо было замести следы. Девицы, Киса и Жорик принялись драить гримёрку, пустые бутылки, банки и весь мусор высыпали в театральный карман и завалили его плакатами «Слава КПСС», «Даешь пятилетку в три года». Для надежности мы подперли плакаты бюстом Ленина со свастикой на еблище.
Осталось решить вопрос, как отсюда сьебатца?! Киса сбегал на разведку и сообщил, что боковое окно в туалетной комнате, спокойно открывается и выходит на аллею ёлок. Мы заперли гримёрку, спустились в холл, и оттуда сиганули на улицу. Пять минут, и вот мы уже шагаем по Пушкинскому проспекту. Начинался рассвет, но еще светились фонари.
Мы ломились одни в целом городе. Только одни мы, в это прекрасное весеннее утро, счастливые, радостные и уставшие…Парни проводили нас до гостиницы, у Наташи были утренние дела. До встречи на концерте…
Войдя в номер, я уже было хотел плюхнутца на койку, но услышал за окном недовольное воркование и скрежет когтей о железный подоконник. Приоткрыл занавеску, так и есть. С первыми утренними лучами солнца, прилетел мой голубь. По всей видимости, он хотел есть, постоянно вытягивал шею, пытаясь рассмотреть через стекло, где это тип, что вчера отчинил булку с изюмом. В тумбочке я нашел засохший ломтик хлеба, размочил его в раковине и осторожно выложил на подоконник. Ну все, миссия выполнена, падаю в бездну живительного сна…